Рано утром Дарья разбудила Генку, тыча его в бок сквозь марлю. Было совсем темно, лишь на небе тускло светились несколько звезд.
Генка выполз из полога, кое-как оделся и пошел за Дарьей к большой палатке. Дарья живо выставила оттуда два ведра и большой мешок.
— Вот тут все, что тебе надо. Давай готовь так, чтобы к семи часам, как будешь будить всех, все сварилось, ведро супу и ведро чая, две плитки на ведро, как вскипит, бросишь и снимай с костра. Ну давай, а я посплю еще.
Тьфу ты мать твою за ногу. Насчет чая Генка и сам бы как-нибудь сообразил. Но ведь она тварь такая, ни слова не сказала, как суп-то варить. Держа в памяти соображение насчет богов и горшков, Генка в стороне, на вчерашнем кострище, развел костер и подтащил туда мешок и ведра, одно из них было на треть заполнено крупной, с короткими ростками, картошкой.
Генка полез в мешок и начал доставать содержимое. Там была тушенка в банках, вермишель в коробках, в грубоватых упаковках рис, перец, соль, лук, пакет с лавровым листом, томатная паста в жестяной банке, пакет сухого гороха, растительное масло в бутылке, с десяток консервных банок без этикеток, небольшая сковорода без ручки и кастрюля средних размеров с вилками, ложками, консервным и простым ножами и поварешкой.
Так, надо с чего-то начинать. Освободив все посуды, Генка спустился к реке, вымыл ведро из под картошки, зачерпнул в него воды и повесил над огнем. Рогульки и жердину он припас еще с вечера. О том, как чистить картошку, представление у него было весьма приблизительное. В том, что не так уж это просто, Генка убедился сразу. Сначала он ложил картофелину на банку из под тушенки и сверху вниз кромсал края так, что острие стукалось о крышку. Сообразив, что так можно затупить лезвие, Генка поискал возле себя что-то вроде широкой щепки, но вскоре передумал.
Взяв картофелину в левую руку, он начал строгать ее от себя, что в какой-то мере напоминало очинку карандаша. Дело пошло побыстрее. Очистив таким образом картошину, Генка мыл ее в кастрюле и бросал в ведро. Едва ли половина картошки попала по назначению. Тем не менее последние картофелины переполнили ведро и нагревшаяся вода стала с шипеньем выливаться в костер. — Черт возьми, — подумал Генка, — воды-то в ведре много, а ведь там еще должна вместиться кое-какая начинка. Кастрюля в ведро не лезла. Генка раскрыл банку с тушенкой, вытряхнул ее в кастрюлю и, немного посомневавшись, пустой банкой вычерпал с четверть ведра, а в кастрюлю стряхнул содержимое еще двух таких же литровых банок.
Осторожно наклонив кастрюлю над ведром, Генка вывалил туда ее содержимое и ведро снова стало полным. — Это не очень хорошо, — подумал Генка, выплескивать приходится уже что-то наваристое, тем не менее ведро на четверть еще пришлось освободить.
Теперь надо действовать очень осторожно. Варево начало закипать. Генка попробовал ложкой содержимое и убедился в отсутствии соли. Сколько надо сыпать? Три ложки, пожалуй маловато будет, но лучше потом добавить. Закипело так здорово,что пришлось отодвинуть ведро. Потом Генка искрошил коробку вермишели и заправил изрядным количеством пасты. Пяток-другой ложек риса тоже не помешают. Кипит вовсю, скоро сварится, под конец как-то лучком заправляют. Генка налил в сковородку масла, лук очистился гораздо проще, и поставил в сторонке на угли.
Приподняв жердинку с другой стороны, Генка повесил над огнем другое ведро с водой для чая и поинтересовался содержимым одной из баночек без этикетки. В пляшущем свете костра были видны какие-то круглые колобочки в соусе. Две баночки пошли все в то же ведро, позже выяснилось,что это были рыбные фрикадельки.
Взяв пакетик с перцем, Генка надорвал угол и стал трясти его над ведром. Тряс вроде бы осторожно, но вдруг середка пакета прорвалась и все содержимое ухнуло вниз. — Вот это уж точно перебор, — но что поделаешь. Генка достал поварешку и нацелился ею в ведро. К немалому удивлению, поварешка ткнулась в ведро с заметным сопротивлением. Варево загустело и едва промешивалось. Пора снимать, а то сплошной комок получится.
Отставив ведро в сторону — будь что будет, Генка отвернулся и стал искать отложенные плитки чая. Вдруг раздался хлопок, что-то зашипело, запахло жженым. Обернувшись, Генка увидел, что в сковородке с чадом и дымом горит жарево. Это Генка воспринял уже философски, он только ногой отбросил сковородку подальше от костра.
Всему приходит конец. Наступило время завтрака и Генка, как и Галкин раньше, застучал ложкой в черную сковороду. Начались обычные кряхтения и потягивания. Генка сидел в стороне от кострища и сумрачно наблюдал. Первым подскочил любивший покушать Сергей, схватил поварешку и Генка увидел, как у него поднялись брови и он выдохнул: «Ну, брат,ты даешь!»
Тем не менее две поварешки в чашку он положил. Подошли другие, разобрали ведро по чашкам, удивленно косились, морщились, переглядывались, но не высказывались. Только Анатолий Федорович, которому досталась большая порция перца, разинул рот, помотал головой и сплюнул несколько раз.
Перешли к чаю, причем все его, чай, хвалили. Генка не выдержал и ушел за палатку. Через минуту подошел Анатолий Федорович:
— Ты первый раз, что ли? Ну ладно, присмотришься, хитрого здесь ничего нет. В обед Дарья все тебе покажет. Это дело надо знать, мало ли что и чем скорей, тем лучше. Завтра снова будешь дежурить. Все будет нормально, опять по кругу пойдем. А здорово ты перца ввалил, у меня на языке, наверно, пузырь вскочит. Сам-то хоть перекусил?
Никто не подсмеивался, не ухмылялся и Генка начал отходить. «Кровь с носу, — думал он, — кишки набок, а завтра суп будет как надо».
Назавтра и в последующие дни все было в полном порядке, работа шла в хорошем темпе и к следующему промежуточному рубежу пришли с опережением на сутки. Опять устроили день привала, кипятили воду, стирали одежду. Галкин и Савельев, взяв ружья, углубились в чащу и с ними Славка с Витькой. Генка пошел на ближнее озеро вместе с Николаем, у которого было два спиннинга. Озерко небольшое, шагов двести на триста и по всему побережью плотный твердый песок. Николай закинул спиннинг, слегка притормаживая катушку пальцем. Блесна в виде золотистой рыбки погрузилась в воду шагах в двадцати от берега и сразу же Николай стал накручивать леску на барабан. Вскоре блесна выползла на берег.
Дно было чистое, Николай снова закинул блесну. Так он делал раз шесть или семь. Генка стоял рядом и наблюдал. Наконец после очередного заброса блесна была схвачена и невидимая в глубине рыба начала ходить по сторонам. Николай тут же перекинул кнопку и стал выхаживать рыбину. Удилище гнулось у него в руках, он то пятился назад, а то даже заходил в воду, не забывая подматывать леску на барабан и держа ее в натяжении. Минут через пять на берег выползла полуметровая щука, она прыгала и изгибалась на песке.
— Вот таким макаром, — произнес Николай, — смотри, как надо забрасывать. Для начала бросай поближе, чтоб много не напутать.
Объяснив Генке тонкости заброса и технику вываживания, он сам закинул блесну в виде узкой лодочки с трехкрючьем на конце также шагов на двадцать, — «крути за этот шпенек» — и ушел на свое место. Вскоре он вываживал очередную рыбу, а Генка безрезультатно подтащил к берегу блесну. Размахнувшись, он послал блесну вперед несильным толчком, та упала прямо у берега, леска перехлестнула барабан и запуталась. Подошел Николай, показал,как надо распутывать и опять далеко забросил блесну.
После десятка неудач Генка наловчился забрасывать блесну шагов на десять и несколько щучек в две-три четверти были ему наградой. Ловились одни щуки, потому что всю остальную рыбью молодь они съедали. По ходу встречались озера побольше, с заросшими берегами и там рыбное население было более разнообразным. Кроме вездесущих щук, там встречались окуни и чебаки, караси и сорожки.
Охотники вернулись ни с чем, зря израсходовав с полдюжины зарядов, зато рыба была встречена на ура. Вечером к ребятам, по обыкновению державшихся кучкой, снова подсел Сергей.
— Ну что, парни, скучаете, не надоела еще такая работа, — спросил он, валясь рядом на сухой мох и закуривая.
-Да ты что, Серега, — отвечал Витька, — вообще здесь здорово. Природа такая, — он чуть запнулся, — живая и с людьми интересно.
— Да-да, понимаю, бригада и вправду нынче подобралась застрелись. А я вот второй сезон в поле, зиму на буровой провел, с прошлого года один вроде как, ну тоскую, что ли, и даже поговорить о чем-то таком не с кем. Вы уж не берите шибко в голову.
— Да ладно, Серега, — подключился Славка, — вот была у нас в училище одна секретарша. Лет под тридцать ей, одна живет, ничего из себя. Такая веселая, такая шустрая, все кружки вела, в хоре городском пела. Ты бы ей понравился, вот только попасть туда…
— Да, — мечтательно протянул Сергей, — неплохо бы. — Он лег на спину и закинул руки за голову. — Года три назад или четыре уж теперь был я в Тюмени в отпуске. Дружок поместил меня у своей бабки. Домик такой деревянный, сгнил уж наполовину. Ну, в общем приезжали в Тюмень цыгане на гастроли, настоящие артисты из Москвы и с ними известный такой певец, на пластинках есть, здорово поет, фамилию только…
-Сличенко, что ли, — подал голос Генка.
— Во-во, Сличенко. Проходил я мимо клуба, где они выступали, какой-то барыга продал мне два билета на вечерний концерт. Слупил, правда, здорово. Хожу я там, вот уж час остался, билетов в кассе нет, народу много, все спрашивают лишний билетик. Ко мне тоже подходят, я говорю нет, все народ какой-то для меня бестолковый. Смотрю — девчушка какая-то возле фонаря топчется, ближе подошел — нет, не совсем соплячка, лет на семнадцать выглядывает и мордашка приятная, маленькая только и пальтишко на ней старенькое. Осень уж началась, а на мне плащ югославский, шляпа польская и борода, поменьше, чем сейчас. Ну, думаю, ничего в этот раз не отломится, пойду в фойе, обрадую какого-нибудь студента. Сделал шаг и вдруг слышу: — «Дядя, а дядя». — Повернулся, а девчушка эта набралась отваги и лепечет: — «Дяденька, у вас, наверно, билетик лишний есть. Продайте мне, пожалуйста, только денег у меня на последний ряд только». — Смотрит в глаза и говорит, голосок, правда, подрагивает. Что-то я мыкнул, а она снова: — «Дяденька, миленький, мне так охота живого Сличенко послушать». — Даже всхлипнула под конец, повернулась и медленно так пошла к дороге.
Я постоял секунду и за ней. Догнал, подхватил за руку, толкую ей: — «ну ладно, уговорила, идем». -Та лезет в карман, достает какую-то мелочь, я говорю — «потом, потом».
Ну там гардероб, крючков мало, гардеробщик говорит — можно на одну вешалку?-Давай, — и пошел я к зеркалу. Стою, расчесываюсь и вдруг вижу — таакая деваха остановила на мне взгляд. Большие глаза, пухлые губы, пышная прическа и вся такая, что просто дух захватывает.
Встретились глазами и она не то что подмигнула, а так медленно сощурила глаза и отошла к стене. Ну что ты тут поделаешь? Подошла малявка, разглядела меня, покраснела даже: — «Ой, извините, я думала,что вам лет сорок». Ну что ж, пришлось идти в зал, билеты я ей отдал, когда раздевались. Оказался третий ряд, совсем близко. Концерт оказался на уровне, мне понравились ихние пляски, вот уж никакая не халтура, а Сличенко превзошел самого себя.
Моя соседка визжала от восторга и отбила себе все ладони. По-моему, Сличенко даже помахал ей рукой. В антракте мы познакомились, звали ее Людой и она училась в каком-то техникуме.
Купил ей шоколадку, выпили по стакану лимонада. Концерт закончился. Гардеробщик увидел меня, подал одежду и бормотал: -там, вам…, пытался что-то сказать, но куда там. Народ с номерками толпится, нас оттеснили, я ничего и не понял. Проводил Люду до угла, где остановка автобуса, говорю, — может, до меня дойдем? — Она в ответ: — Сережа, миленький, вон автобус идет, мне завтра на занятия, спасибо тебе за все, -поднялась на цыпочки и поцеловала куда-то в ухо. — Приходи сюда послезавтра к десяти, я ждать буду. — Тут автобус подошел.
Сергей замолчал, повернулся на бок и закурил новую сигарету.
— Ну и что дальше, ходил потом туда?
— Да нет, не стал ей судьбу пересекать. Девчонка вроде славная, а я бродяга по натуре. Там близко ресторан, подошел я к двери, швейцар маячит — закрыто, уходи. Я показал ему червонец. Короче, притащил он мне стакан водки с закусью, хлопнул я и пошел к бабке. А наутро полез в карман плаща за куревом и нашарил записку, как я понял, от той звезды.
Сергей опять замолчал, переживая прошедшее. Он быстро, в несколько затяжек прикончил сигарету и поднялся:
— Ну ладно, парни, надоел я вам…
— Постой, постой, — заорал Витька, — как это надоел? Бросил на самом интересном, давай договаривай. Что там в записке-то было?
— Да ничего особенного, — произнес Сергей, вновь садясь на корточки. — Точно не знаю, вроде того, как в книге какой-то читал: — «Дорогой незнакомец, я хочу с вами встретиться. Буду ждать вас по окончании концерта», ну и там подробности некоторые, сумочка желтая, газета в руке. Она, видать, гардеробщику заплатила, а он, собака, не сумел путем растолковать…
Сергей и в самом деле был парень приметный. Повыше среднего роста, стройный и похож на ленинградского певца Сергея Захарова, вошедшего в пору популярности, только с бородой. К ребятам он относился уважительно и всегда старался чем-то помочь. Ему отвечали тем же.
В один из дней, закончив очередной маршрут, Генка увидел рядом с палатками три чума. Для девственной тайги это было крупное поселение. Чумы стояли пустые. Генка с приятелями проникли в один из них. Двери как таковой не было, а был внизу прямоугольный лаз высотой с человека на карачках и чуть побольше в ширину. Лаз этот был закрыт облезшей оленьей шкурой. Да и весь чум, похожий на высокий конус, был покрыт такими шкурами. Стоя посредине, Генка увидел, что чум состоит из неглубоко вкопанных высоких жердей, расставленных по кругу. Диаметр этого круга составлял около четырех метров. Жерди стояли часто, шкуры подогнаны плотно, и свет в чум попадал лишь сквозь вырезанную в шкуре дыру почти в самом верху, рядом с крепко связанными вместе верхушками жердей. Посредине чума круглое кострище шириной с руку от плеча до пальцев. Были заметны следы цивилизации в виде пустых бутылок из под водки, разбросанных по чуму, в котором ничего больше не было. В других чумах было то же самое. В эту ночь ради экзотики все ночевали в чумах,и что чудесно, почти не было комаров.
